Анатолий Кайда

Анатолий Кайда, член Союза писателей России, член Союза журналистов России.

И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.

Готовится к изданию книга произведений Анатолия Кайды под названием «Витамины для провидения». Сюда войдут повести и рассказы, опубликованные за последние годы в разных изданиях, а также еще не публиковавшиеся.

Повествование «МАЛЫШ. Середина века», повести «Витамины для Провидения», «Последний ручей», «Чертополох», «Последний динозавр Цветкова», рассказы «Дом», «Стена», китайский цикл «Находки на гаоляновом поле» («Белый рояль», «Серебро везде», «Равиоли из Нанкина», «Круги рассеяния»), повесть «Козни козьего барона».

По направлению к себе

Предисловие

И в самом деле, зачем предисловие? Это жизнь. А как писать предисловие или послесловие к жизни и нужно ли? Видимо, нет. Ведь основное в жизни – целостность.

Но – возраст. Как ребенок становится взрослым и как взрослый вновь становится ребенком? Ребенок никогда и никуда не уходит. И только в постоянном сознательном и в бессознательном контакте с ним взрослый может действительно творить (не побоимся этого слова), ибо постоянное творчество ребенка есть важнейшая форма его жизнедеятельности, которая и делает его счастливым.

Но время, в котором происходит становление героя, особенное для нашей Родины, хотя слово это уже как-то вышло из употребления. Время страшное, уродующее людей. Безысходность взрослой жизни и нежелание вступать в этот, разрушающий детство, мир.

Воспоминания взрослого о своем детстве – своеобразный эквивалент сновидения, которое, как известно, расширяет идентичность человека и его видение. Это мир архетипов. Взрослый должен принять, какое бы оно ни было, свое детство, осознанно ввести его в свою психику и, тем самым, расширить и углубить понимание своей личности, от которой зависит восприятие и определенное понимание этой таинственной реальности, называемой жизнью.

Иными словами, в повести просматривается формирование базовой идентичности героя и этапы его формирования. Вначале в виде диады: мать-дитя, затем возрастая в рамках семьи и, далее, окружения. Каково оно, это окружение? Лагерь и его подобие.

Как и несколько лет назад, ночью, впервые прочитав повесть Анатолия Кайды «МАЛЫШ. Середина века» в том, еще старом варианте, я не спал. Думал, чувствовал и снова читал…

Будучи близким по возрасту и духу, и живя в другом, но недалеком от описываемого места, я все хорошо помню, и, читая повесть, я вновь пережил куски своего детства – так много раз видел, как водили заключенных и другое. Но, видимо, любой человек, читая повесть, переживет какие-то картины своего детства. Психологический мир ребенка автор раскрывает совершенно виртуозно. Внешне несложная лексика помогает и не отвлекает. А картины, пейзажи очень органично вписываются в общую ткань повести. Все воспринимается до того ясно, что чувствуешь и кровь, и занозы. Удивительно передана, с фотографической точностью, картина болезни ребенка и его взросление, пройдя через тяжелейшую болезнь, жестокую неизбежность. Мне не приходилось, будучи врачом, читать что-либо близкое по подлинности. Словом, жизнь – опять она! – но ведь об этом же книга.

Потрясает своей жестокостью картина свадьбы. Ужас восприятия всего этого ребенком, который только и спасается детством.

Интересный, на мой взгляд, феномен «двойной памяти» - впечатления детства (память эмоциональная) при сознательном воспроизводстве усиливается, оживляется деталями. Этим во многом и определяется подлинность таланта писателя – поставить себя в те же условия, понятно, взрослым и вновь с тем же чувством пережить, осмыслить и так передать - на это способны совсем немногие писатели. При этом так трудно не исказить это чувство своей взрослостью. Но здесь оно так органично вписывается, что в конце повести стираются возрастные границы.

Полезно будет прочитать ее родителям, не безразличным к воспитанию, которое, по словам умного Белинского, «великое дело, которым определяется участь человека».

Удары по психике один за одним. Описывая смерть Олега, автор настолько профессионально ставит читателя на место героя, что она переживается жутко в своей нелепости. И этот чертеж звездолета, как монета под язык, чтобы заплатить за переправу Херону. И какое-то так и не компенсированное одиночество. Вообще тема одиночества, может быть, лучше - одинокости героя, просматривается и в зрелом возрасте. Не восполняются утраты детства.

И удивительный контраст при всей сложности – спасительный юмор; Стерва Ляля, помахивающая хвостом после съеденной, но без патефонных иголок, булочки, предстает как живая. Опять тот же самое – жизнь, «жуткий взрослый мир».

Ребенок берет взрослого (читателя) за душу (у кого она есть) и не отпускает, и пробуждает ее до конца. И тут образ Лидиванны, умной, глубоко чувствующей, талантливой и одинокой. Насколько важен этот опыт - первой взрослой, помимо матери, женщины, с которой герой общается постоянно. Ее любовь к детям – определенная компенсация за, видимо, отсутствие своих детей. И два самоубийства – ее мужа и работника партаппарата – выглядящих как одно целое. Опять целое, но уже смерти. Но это – тоже жизнь.

Герой с оружием готов охранять «территорию детства» от коварного, жестокого, идущего на него лагеря взрослых. Да, ребенок мягко и нежно, пользуясь талантом и одаренностью писателя, берет читателя мертвой хваткой и не отпускает его до конца повести. Спасибо за это насилие. Прежнее название этой талантливой вещи было:» Малыш. Середина века» оно, мне кажется более точно отражает сущность ее.

Игорь ФАЙНФЕЛЬД

"Малыш или семь лет, как кончилась война" Журнал ДВ. Читать