Дмитриева Е.В.: Взаимодействие поэзии и прозы в творчестве И.А. Файнфельда

Известно, что произведения, сочетающие в себе элементы прозы и поэзии, появлялись на протяжении всей истории литературы. Особую популярность данный феномен приобрел в начале прошлого столетия и, как подчеркивает С.Е. Шеина, остается одним из мало изученных. По мнению исследователя, причинами подобного объединения было стремление писателя выйти за пределы сложившихся литературных канонов и эксперименты с существующими художественными формами.

В творчестве современного поэта и писателя И.А. Файнфельда сочетание поэзии и прозы впервые появляется в сборнике «Попытка пробудиться» (1992), где первый раздел состоит из стихотворений, а второй из небольших прозаических текстов философского характера.

Литературно-философское эссе «Дзэн для самого себя» (2011) также представляет собой совмещение разных по структуре текстов: прозаическая часть перемежается стихотворениями и завершается циклом четверостиший, раскрывающих, по словам И.А. Файнфельда, его «интуитивное восприятие дзэн» [9, 105].

К настоящему времени автором написан цикл медитативных повестей «Внутриутробная жизнь капитана Серого» (две части), «Алхимия костлявого запяторучья» и «Двуполая кровь». Взаимодействие прозаического и стихотворного в этих текстах проявляется по-разному и имеет четкую динамику. Так, в первой повести практически нет стихотворных вставок (за исключением нескольких эпиграфов). Однако в некоторых эпизодах повествование имеет выраженный поэтический ритм.

В «Алхимии костлявого запяторучья» введение трех поэтических глав (полностью состоящих из стихотворений) в центр прозаического повествования становится своеобразным композиционным приемом. Мы считаем актуальным проследить соотношение прозы и поэзии на примере повести «Двуполая кровь» по нескольким причинам. Первая связана с активным использованием текстов стихотворений, принадлежащих И.А. Файнфельду. Введение стихотворений в корпус прозаического произведения реализуется двумя способами: в виде эпиграфов (почти всем главам повести предпосланы эпиграфы), а также чередованием повествования в прозе и поэтических текстов внутри глав повести.

Вторая причина обусловлена тем, что совмещение поэтической и прозаической форм речи представляет собой способ с большей художественной полнотой выразить свои размышления о человеке и мире. Характерно, что в творчестве И.А. Файнфельда связующую роль играет по существу одна, но самая главная тема – поиска себя, понимания – кто есть «я».

Следует сказать, что все художественные произведения автора (как поэтические, так и прозаические) мы оцениваем как метатекст, организованный мотивно и тематически, и на этом уровне представляющий собой целостное единство.

В литературоведении понимание термина «метатекст» далеко не однозначно и зависит от предмета исследования. Так, «метатекстуальность» может быть определена как сознание о тексте в широком смысле слова [3, 6]. Такая трактовка перекликается с определением метатекста как «повествования о повествовании» (при этом рассматриваются такие произведения, в которых непосредственно присутствует рассуждение автора о творимом тексте, о принципах его создания) [7, 110].

Согласно иному определению, «метатекст» – совокупность текстов писателя, рассматриваемых как некая целостность. Подобную трактовку метатекста применяет О.С. Бердяева к творчеству М.А. Булгакова. Исследовательница считает, что «… каждый булгаковский текст, роман, повесть или драма, независимо от жанрового воплощения, будучи самостоятельными произведениями, содержат в себе мотивы и типологически близкие образы, смыслополагающие, сквозные, важные и для других последующих или предыдущих произведений Булгакова, формируя таким образом метатекст» [2,42].

Мы придерживаемся именно такого понимания метатекста в формулировке, предложенной Е.А. Гончаровой: «… Индивидуальная система определённого писателя, все созданные им художественные произведения могут рассматриваться как некий мета- или архитекст, теоретически вероятная текстовая форма, выводимая путём сопоставления реально существующих текстов с единственной содержательной основой – авторской концепцией действительности» [6, 21].

Поэтическое творчество И.А. Файнфельда, на наш взгляд, оказало определенное воздействие на его прозу. Проза, в свою очередь развивая и дополняя поэтическую систему, является неотъемлемой частью целостной художественно-философской системы автора, представляющей собой метатекст.

Одно из проявлений воздействия поэзии на прозу – появление в творчестве И.А. Файнфельда комплекса тематических перекличек, использование общих символов. Можно предположить, что необычный жанровый подзаголовок – медитативная повесть – так же связан с подобным влиянием.

Т. Маркова считает, что авторские указания на жанр есть показатель сознательного выбора писателем оригинальной жанровой стратегии. Таким образом, «… характер жанровых номинаций свидетельствует, с одной стороны, о жанровой рефлексии автора, с другой – о разрушении и сознательной трансформации традиционных моделей» [4, 285-286]. Нередко жанровое определение уточняется эпитетами, дополнениями, которые могут указывать на тему или объем, на структуру или субъекта повествования.

Эпитет, подобранный И.А. Файнфельдом к повести, не указывает ни на одно из этих качеств. В то же время он отсылает нас к такой жанрово-тематической разновидности поэзии, как медитативная лирика. Лирические медитации представляют собой «непосредственные созерцания, индивидуализированные "умозрения", направленные к постижению сокровенных закономерностей бытия» [5, 214].

В связи с этим можно предположить, что данная жанровая номинация – это своеобразный показатель, с одной стороны, взаимодействия поэтического и прозаического компонентов в тексте повести, с другой, – особого характера ее содержания, а именно выражения глубинных сверхличных переживаний, связанных с воссозданием структур мифо-синкретического мышления, архетипических моделей.

Обратимся непосредственно к повести «Двуполая кровь». В ней писатель обращается не к окружающей нас действительности, а к глубинным слоям человеческой психики и пытается выразить их через образы, размышления героев. Отсюда – отказ от воспроизведения жизненных реалий, отсутствие внешнего действия, то есть явной событийности, и сосредоточенность на действии внутреннем, размышлениях, медитации. Герои (Серый и Нюся – муж и жена) не имеют характеров – это люди вообще, воплощения «идей», аллегорические фигуры, не могущие быть реальными, конкретными людьми. Описание лишено каких-либо примет действительности или физического бытия, время и пространство внутри повести никак не обозначено. Тем самым акцентируется «другая» реальность – реальность сознания. Взаимодействие поэзии и прозы в повести «Двуполая кровь» можно продемонстрировать несколькими примерами.

Так, одним из доминирующих в тексте является образ утробы – образ многозначный, нестабильный по вложенному в него смыслу.

В одном из эпизодов Нюсе в видении является ребенок («Над ее головой нависает сидящий на белой закрытой книге кристальный двуликий ребенок»), и он обращается к ней:

Ментальной краской твой закрашен свет,
но краску смыть мало кому доступно,
и бродит краска-человек в своем ямире утлом,
утроба каменно-ментальная тесна…

Здесь «каменно-ментальная» утроба ассоциируется с чем-то тяжелым, давящим и олицетворяет состояние закованности человека в своем рассудочном мире.

В следующем фрагменте, уже прозаическом, Нюся видит парящую над ней женщину, в которой узнает себя, но образ тут же растворяется. В этот момент она вдруг осознает, что «… беременна и, в то же время, она сама растущий плод в утробе» [8, 5]. Осознание своей беременности и того, что ей самой предстоит родиться означает, что человеку дана возможность покинуть «каменно-ментальную» утробу и обрести «… Истоки иного творенья // В небесной утробе земли» [8, 6]. Мысль о беременности каждого человека самим собой, своим подлинным «я», является концептуальной для всего творчества И.А. Файнфельда, который написал: «Собой беременные люди, Саморождайтесь, // Иного счастья вам не будет, // Как ни старайтесь».

Образ утробы в контексте размышлений героя по имени Серый синонимичен образу матки, который возникает в эпизоде его разговора с Нюсей. Он объясняет ей, что существует помимо физической матки также астральная, ментальная. В результате «созидательного противодействия энергий» каждой из предыдущих возникает бессмертная духовная матка – «вместилище для духовного плода» [8, 45].

Значимым является, с нашей точки зрения, то, что повесть завершается стихотворением, в котором снова присутствует гиперболизированный образ утробы, предстающей безграничной:

В глубинах утробы Вселенской
Гигантский растет эмбрион…
Вот потуги, возглас недетский,
И с кровью рождается он.
Зачатки в нем жизней грядущих,
Початки небесных людей,
И золото слов вездесущих,
И страсть просветляющих дней! [8, 52].

Одной из основных художественно-философских идей И.А. Файнфельда является мысль о подмене подлинной духовной сущности человека неким фантомом. Человек, не раскрывший в себе подлинное сознание, является всего лишь тенью того существа, «которое могло родиться», а его жизнь – тенью жизни, «которая могла состояться».

Об этом «мучительно» размышляет Серый: «Зачем сон этой яви? <…> Зачем гнетущая явь сна? Откуда безумие всесокрушающей иллюзии? Почему я обречен видеть только нереальное? <…> Кто заставляет смеяться и плакать этот фантом – проекцию того я, которого нет и никогда не было?» [8, 15].

В поэтическом виде эти мысли выражены в стихотворении «Словно десять веков живу…»:

… Может быть, и не зачат я, -
Родилась только тень моя,
Моим голосом говорит,
Сквозь года моей явью спит… [8, 9].

Как было ранее отмечено, поиск своего подлинного «я» – центральная тема творчества И.А. Файнфельда, которую он выражает не только словом, но и самой организацией своих произведений, в частности, медитативной повести «Двуполая кровь», стремлением к синтезу жанров и речевых форм.

Таким образом, взаимодействие поэзии и прозы в повести осуществляется на двух уровнях: структурном – проникновение элементов поэзии в прозаический текст, а также тематическом – параллели между поэтическими вставками и прозаическим повествованием.

Синтез поэзии и прозы в творчестве И.А. Файнфельда способствует приращению смыслов и усилению художественного воздействия, а также представляет собой альтернативную форму реализации его философско-художественных установок.

Библиографический список:
1. Баринова Е.Е. Метатекст в постмодернистском литературном нарративе (А. Битов, С. Довлатов, Е. Попов, Н. Байтов). Автореф. дис. … канд. филол. наук. Тверь, 2008. – 21 с.
2. Бердяева О.С. Проза Михаила Булгакова. Текст и метатекст. Дис. … канд. филол. наук. Великий Новгород, 2004. – 329 с.
3. Иваньшина Е.А. Культурная память и логика текстопорождения в творчестве М. А. Булгакова. Автореф. дис. … д-ра филол. наук. Воронеж, 2010. – 40 с.
4. Маркова Т. Авторские жанровые номинации в современной русской прозе как показатель кризиса жанрового сознания // Вопросы литературы. 2011. № 1. С. 280–290.
5. Муравьев В.С. Медитативная лирика // Литературный энциклопедический словарь / Под общ. ред. В.М. Кожевникова, П.А. Николаева. М.: Сов. Энциклопедия, 1987. – С. 214.
6. Гончарова Е.А. К вопросу об изучении категории «автор» через проблемы интертекстуальности // Интертекстуальные связи в художественном тексте : межвуз. сб. науч. тр. СПб., 1993. С. 20–28.
7. Ушакова Е. Метатекст в рассказе А.П. Чехова «Марья Ивановна» // Молодые исследователи Чехова: Материалы международной научной конференции (Москва, май 2005 г.). М.: Изд-во МГУ, 2005. C. 109–112.
8. Файнфельд И.А. Двуполая кровь: Медитативная повесть 3. М.: Издательство «Спутник +», 2011. – 54 с.
9. Файнфельд И.А. Дзэн для самого себя. М.: Издательство «Спутник+», 2011. – 123 с.
10. Шеина С.Е. Взаимодействие поэзии и прозы в англо-ирландской литературе первой половины XX века (Дж. Джойс и С. Беккет). Автореф. дис. … д-ра филол. наук. Москва, 2009. – 30 с.

Дмитриева Е.В. Взаимодействие поэзии и прозы в творчестве И.А. Файнфельда // ESSJ ("Европейский журнал социальных наук"), 2012 10(26) том 12. - С. 120-124.