Дмитриева Е.В.: Мотив молчания в русской поэзии

Мотив молчания в русской поэзии: на примере стихотворений В.А. Жуковского, Ф.И. Тютчева, А.А. Фета, А.А. Блока, О.Э. Мандельштама, И.А. Файнфельда

Статья посвящена мотиву молчания в русской поэзии. На примере программных стихотворений В.А. Жуковского, Ф.И. Тютчева, А.А. Фета, А.А. Блока, О.Э. Мандельштама, И.А. Файнфельда прослежена трансформация этого мотива. В результате анализа сделан вывод, что мотив молчания выполняет различные функции: от характеристики лирической ситуации до образа, ключевой темы стихотвореня. Диапазон его осмысления и художественного выражения достаточно широк и разнообразен.

Ключевые слова: мотив, молчание, русская поэзия.

В русских пословицах, как выражении народной мудрости, обычно утверждается ценность молчания: «Молчание – тоже ответ», «Слово – серебро, а молчание – золото», «Молчи – за умного сойдешь».

Мотив молчания можно рассматривать как антипод слову, тогда он воплощает в себе философскую проблему неадекватности речи мыслям и чувствам. Молчание также может означать осознание молчащим абсурдности обыденной жизни. Когда же молчание становится поэтической темой или мотивом, оно обретает еще более многогранное и многообразное выражение.

Термин «мотив» ввел в литературоведение А.Н. Веселовский, понимая под ним «простейшую повествовательную единицу, образно ответившую на разные запросы первобытного ума или бытового наблюдения» . Признаком мотива, по мысли ученого, является «его образный одночленный схематизм».

Современное литературоведение предлагает несколько определений понятия «мотив». Так, Л.М. Щемелева объясняет его как устойчивый смысловой элемент литературного текста, повторяющийся в пределах ряда литературно-художественных произведений. В произведениях фольклора мотив означает минимальную единицу сюжетосложения, По мнению исследовательницы, «мотив» утрачивает прежнее содержание и из области поэтики переходит в область изучения мировоззрения и психологии писателя. Мотив помогает «реконструировать» художественное мышление поэта – ту сферу, «которая не раскрывается или далеко не исчерпывается при изучении жанрового своеобразия его лирики, специфики образных форм воплощения образной индивидуальности или выяснении общей позиции лирического героя».

В литературном энциклопедическом словаре Л.К. Незванкина и Л.М. Щемелева трактуют мотив как «устойчивый формально-содержательный компонент литературного текста», однако границы этого понятия четко не определены, что ведет к расширительному употреблению термина. Так, «обозначение социальных, политических, философских мотивов, по существу, сливается с обозначением определенной проблематики творчества писателя и поэтому не заключает четкого терминологического смысла».

В.Е. Хализев в определении мотива несколько смещает акцент и определяет его как компонент произведений, обладающий повышенной значимостью или семантической насыщенностью, который активно причастен теме и концепции произведения, однако не тождественен им. Он утверждает, что «исходное, главное, ведущее значение данного литературоведческого термина поддается определению с трудом».

Ю.Б. Борев характеризует мотив как «главную внутреннюю мыслительно-эмоциональную линию развития произведения; его повторяющиеся элементы; элемент сюжетно-тематического единства». Мотив, по его мнению, «выражает определенную эмоционально-окрашенную мысль».

Таким образом, к толкованию мотива исследователи подходят с разных позиций, чем и объясняется многоаспектность толкования термина.

Говоря о мотиве в поэзии, Л.К. Незванкина и Л.М. Щемелева отмечают, что в ней критерием мотива, как правило, является «наличие ключевого, опорного слова, несущего особую смысловую нагрузку» .

Для лирической поэзии характерны словесные мотивы, то есть ключевые (опорные) слова - подтверждает В.Е. Хализев, ссылаясь на высказывание А.А. Блока: «Всякое стихотворение – покрывало, растянутое на остриях нескольких слов. Эти слова светятся как звезды. Из-за них существует стихотворениеает, что в лирике мотив воплощается в ведущих темах, символах, сюжетных ситуациях, образах. Мотивами называют «характерные для поэта лирические темы или комплекс чувств и переживаний, а также константные свойства его лирического образа, независимо от того, находят ли они соответствующее выражение в какой-либо устойчивой словесной формуле».

Словом, в лирике с ее образными и философско-психологическими константами круг мотивов наиболее отчетливо выражен и определен.

Возвращаясь к мотиву молчания, отметим, что это один из важнейших, по нашему мнению, мотивов в русской поэзии. Он получил выражение в творчестве В.А. Жуковского, Ф.И. Тютчева, А.А. Фета, А.А. Блока, О.Э. Мандельштама, нашего современника И.А. Файнфельда. Попытаемся проследить на примере их репрезентативных, программных стихотворений трансформацию мотива молчания, определив, каким образом реализуется этот мотив в лирических произведениях и какова его сущность и значение для каждого автора.

Думается, говоря о теме молчания в русской поэзии, следует обратиться к романтизму начала XIX века, сделавшему главным сюжетом произведения внутреннюю, преимущественно духовную жизнь человека. Романтизм стал заниматься молчанием как темой экзистенциальной. «Романтики ориентировались на наследие искусства Средневековья и на христианские идеи, сосредоточивавшие внимание на внутреннем мире человека. Центральным объектом искусства становится духовная жизнь личности <…> Мир романтизма – это преимущественно духовный мир героя» - отмечает Ю.Б. Борев .

Известно, что стихотворение «Н» В.А. Жуковского, основателя романтического направления в русской поэзии, стало программным для этой художественной системы.

Для романтического искусства в целом характерно противопоставление окружающей действительности и духовной сферы личности. В стихотворении «Невыразимое» В.А. Жуковского противопоставление внутренней и внешней природы, а также молчания и слова занимает центральное место. Композиционно оно достаточно четко делится на три части, первая из которых содержит принципиальные для поэта-романтика философские проблемы: невыразимое и выраженье, создание и его пересоздание в слове, живое и мертвое. В остальных же частях стихотворения развертывается и конкретизируется оппозиция внутренней и внешней природы. Для выражения «блестящей красоты» последней нетрудно найти слова. Но поэт видит скрытую и в то же время слитую с ней природу внутреннюю, невидимую очам, но внемлемую «одной душою», пробуждающую в человеке воспоминание о прошлом («О милом радостном и скорбном старины…»). Она тождественна двум аспектам человечности – памяти и метафизическому («присутствие создателя в созданье»).

В.А. Жуковский первый из русских поэтов-романтиков обозначает две серьезные философские проблемы соотношения внешней и внутренней (метафизической) природы и об адекватности словесного выражения последней. Размышляя над ними, он отвергает принцип, сформулированный Симонидом, а затем Горациеми и состоящий в том, что поэзия – это говорящая живопись, а живопись – это поэзия. При этом поэт утверждает новый – романтический принцип. Иррациональная основа человеческой сущности – «святые таинства», «сходящая святыня с вышины», «все необъятное», «смутное, волнующее нас» – подвластна лишь языку молчания. Искусство (язык, слово) утрачивает могущество, «обессиленно безмолвствует» перед «невыразимым».

Ультимативное выражение получает мотив молчания в стихотворении Ф.И. Тютчева «Silentium!». Прежде нужно заметить, что оно представляет собой парадоксальный текст – риторический по форме и антириторический по выражаемой идее. Поэт зовет к молчанию, к жизни во внутреннем мире, полном «таинственно-волшебных дум». При этом активно используются риторические приемы, аргументирующие призыв и побуждающие человека следовать ему. С помощью глагола повелительного наклонения «молчи», рефреном проходящего через стихотворение, первая строфа искусно заключена в кольцевую композицию:

Молчи, скрывайся и таи

И чувства и мечты свои –

Пускай в душевной глубине

Встают и заходят оне

Безмолвно, как звезды в ночи, -

Любуйся ими – и молчи.

Интересно, что для художников-романтиков сердце – олицетворение самого сокровенного: «Святые таинства, лишь сердце знает вас…» В.А. Жуковский) и «Как сердцу высказать себя? (Ф.И. Тютчев), средоточие, рационально непостижимое зерно человеческой природы, невыразимое обычным языком.

Основная оппозиция в этом тексте – та же, что у В.А. Жуковского, – неизбежная и непреодолимая оппозиция молчания и изреченной мысли. Поэт утверждает, что «мысль изреченная» непременно «есть ложь», поскольку мысль уже не является тем, чем она была до момента выражения. Одна из важнейших бытийных проблем – понимания человека «другим» – становится главным аргументом в пользу звучащего словно заклятие «молчи».

Важно отметить, что молчание у Ф.И. Тютчева понятие ключевоеи философское, представляющее для него основу существования. Это та экзистенциальная категория, без которой невозможна подлинная жизнь. Вследствие ее принципиальной важности для поэта мотив молчания получает предельное романтическое воплощение: происходит абсолютное обобщение мотива, его генерализация – превращение в основную тему. Ф.И. Тютчев создает ультимативную концепцию молчания, адресат которой также обобщен: это и сам поэт, и любой человек.

Помимо того, что мотив молчания может быть темой произведения, он может служить приемом лирической изоляции, как, например, в стихотворении А.А. Фета «Прости! Во мгле воспоминанья…".

Оно небольшое по объему, поэтому приведем его полностью:

Прости! Во мгле воспоминанья

Все вечер помню я один, -

Тебя одну среди молчанья

И твой пылающий камин.

Подобно тому как ситуация вечера служит эстетической рамой для образа возлюбленной, так и молчание является способом его лирической изоляции. Молчание здесь обставлено декорациями: камин – полуметафора, усиливающая абсолютизацию фона (молчания), на котором нечто проявляет свою сущность.

В стихотворении А.А. Фета «Нет, даже не тогда, когда, стопой воздушной…» . Молчание, тишина, а также необходимость остаться наедине с душой – непременные условия для того, чтобы «счастию нежданному отдаться», исчезнуть, раствориться в нем. Но молчание здесь, видимо, не внутреннее, а внешнее – как отсутствие шума, отвлекающих звуков, условие для самопогружения. Неслучайно лирический герой произносит: «Молчанье нужно мне кругом…» (курсив наш – Е.Д.). Мотив молчания выполняет здесь функцию характеристики лирической ситуации, играет роль обязательного фона, когда лирический герой может самоуглубиться и почувствовать себя счастливым.

Продолжая анализ мотива молчания, обратимся к стихотворению А.А. Блока «Я жду призыва, ищу ответа…». Оно входит в цикл «Стихи о Прекрасной Даме», созданный под влиянием философских идей В. Соловьева о Мировой Душе и Вечной Женственности, воплощенных в образе прекрасной молодой девушки. Лирический герой этих стихов – человек особого духовного склада, мистически воспринимающий действительность, видящий в реальном реальнейшее. Произведения этого цикла проникнуты духом таинственности и недосказанности, что характерно и для вышеназванного стихотворения:

Из отголосков далекой речи,

С ночного неба, с полей дремотных,

Все мнятся тайны грядущей встречи,

Свиданий ясных, но мимолетных.

Мотив молчания в этом тексте не единственный. Кроме него можно выделить также мотивы встречи, ожидания и тайны, встречающиеся практически в каждом стихотворении лирического цикла «Стихи о Прекрасной Даме» и составляющие его мотивную структуру.

У А.А. Блока, так же как у Ф.И. Тютчева, молчание оказывается противопоставленным слову. Но их оппозиция выражена, во-первых, не столь резко и безапелляционно, во-вторых, иначе: «Ночную тайну разрушит слово» - пишет А.А. Блок. Следовательно, мотивы тайны и молчания у него взаимосвязаны. Они приобретают программный смысл как символы реальности, в которой живет лирический герой, и как выражение его мистического опыта.

В целом в стихотворении выражена концепция романтического двоемирия: призрачный – дневной и мир ночной – истинный. Ночной мир проявляется в образах немеющего и ночного неба, ночной тайны, ночных душ, дремотных полей, к нему же относится и само молчание – ключевое, семантически насыщенное слово, употребляемое в стихотворении трижды. Другим опорным словом, придающим динамику мотиву молчания, является глагол «жду». В блоковском тексте молчание представлено в динамике, оно развивается: по мере ожидания призыва «молчанье глуше», а в финале стихотворения «странно длится».

Молчание и должно длиться бесконечно, так как если лирический герой услышит призыв, дождется встречи, то утратит единственно возможную и необходимую позицию ожидающего.

Если сопоставить тексты Ф.И. Тютчева и А.А. Блока, можно увидеть, что у первого молчание – это понятие, о котором рассуждает поэт. Во втором же случае можно говорить об образе, картине молчания, сложно атрибутированной, включающей в себя и небо, и поля. Молчание здесь из области декларации переходит в область поэтической образности.

Динамический характер молчания, его взаимосвязанность с другими мотивами, а главное – созданный А.А. Блоком целостный образ молчания позволяют говорить об особом воплощении мотива молчания, его отличии от рассмотренных выше.

Стихотворение О.Э. Мандельштама «Silentium» необходимо, на наш взгляд, проанализировать в сравнении с произведением Ф.И. Тютчева «Silentium!». Несмотря на то, что оба посвящены одной теме – молчания, между ними есть существенное различие. Ф.И. Тютчев предложил определенную, ультимативную, жизненную позицию творческого человека, поэтому ставит в заглавии восклицательный знак («Silentium!»). О.Э. Мандельштам же создал образ бытия, к которому он предлагает вернуться. Бытие для него – это синкретическое состояние всех явлений до воплощения, до «рождения», недуальность («…всего живого // Ненарушаемая связь»).

Бытие связано с молчанием. Сущность молчания для поэта тождественна его ощущению первозданной целостности, неделимости бытия.

На наш взгляд, О.Э. Мандельштам создал культурологический образ молчания. В него органично вплетены главные аспекты античной культуры и мироощущения: музыка – символ гармонии, красота, олицетворяемая Афродитой, объединенные чувством и идеей первозданности («Останься пеной, Афродита // И, слово, в музыку вернись…»).

В творчестве современного поэта И.А. Файнфельда мотив молчания занимает одно из центральных мест. В качестве примера назовем несколько его стихотворений: «Пустота – полнота / Громовое молчанье…», «Я молчанье накрою молчаньем…», «Что слово? Только приближенье…», «Тишина – а в ней звучанье…».

В его творчестве проявляется влияние некоторых восточных философских систем (даосизма, дзэн-буддизма). В этой связи молчание понимается автором не как абстрактная философская категория, а как состояние внутренней тишины, достигаемое медитативной практикой. Отметим, что к поэтическим медитациям поэт постоянно обращается в своем творчестве.

Интересно, что мысль, выраженная в его стихотворении «В словах молчанье сохрани…» перекликается с мандельштамовской, зовущей к истоку, первооснове жизни. Вместе с тем в стихотворении отчетливо присутствует тютчевский императив, проявляющийся в побудительной интонации:

В словах молчанье сохрани:
Молчанье вечности сродни.
Себя в молчанье переплавь
И говорить его заставь.
Слова – ведь это все, что есть,
Чтоб глубину времен прочесть.

Вообще это стихотворение вызывает ассоциации с восточными духовными практиками. Благодаря простой лексике в лаконичной форме поэт попытался выразить сложную диалектику молчания и слова. Эту форму, видимо, можно определить как своеобразный поэтический алгоритм духовной трансформации человеческого сознания. Молчание и вечность для поэта тождественны и, следовательно, «переплавка» в молчание означает слияние с нею. Особенность этого произведения в утверждении значимости молчания и слова, которые не антиномичны друг другу, а, напротив, образуют единство.

Следующее стихотворение – мировоззренческий и поэтический антитезис тютчевской строки «Мысль изреченная – есть ложь…»:

Мысль изреченная – не ложь,
Она лишь часть того молчанья,
К которому в конце придешь,
Забыв и радость и отчаянье.
Слова даны, чтоб заменить
Одно молчанье на другое
И светлым мигом озарить
В мир бытия окно живое .

Молчание – путь к постижению человеком своей подлинной природы, а слово в этом контексте антиномично и в то же время равноценно молчанию. В обоих произведениях выражена концепция говорящего молчания. И снова проскальзывает мандельштамовское представление. В понимании обоих поэтов целостность, недуальность – это основа жизни и творчества. В этом состоит философский принцип единства молчания и слова. Расколотость бытия на части, нарушение живой связи влечет гибель.

Перед нами необычная и сложная концепция, основанная на парадоксе, вскрывающем единство молчания и слова. Заметим, что прием парадокса один из основных в творчестве И.А. Файнфельда.

В начале статьи мы говорили о мотиве молчания и о необходимости проследить его трансформацию от В.А. Жуковского до современного поэта И.А. Файнфельда. Анализ показывает, что для названных поэтов молчание имеет индивидуальное значение, обусловленное определенным художественным направлением, с одной стороны, и личным мировосприятием – с другой. Мотив молчания в рассмотренных стихотворениях реализуется по-разному: как эстетический принцип и поэтический язык романтиков; как тема стихотворения за счет абсолютного обобщения мотива; как прием лирической изоляции образа и характеристика лирической ситуации; как символический образ метафизического мира; как культурологический образ и, наконец, как тема диалектического единства слова и молчания.

Из сказанного видно, что к мотиву молчания обращались поэты разных периодов и литературных течений. И в наше время этот интерес не исчез. Интересно, что в этой поэтической теме парадоксально соединяются молчание и слово. Чтобы сказать о молчании, поэты прибегают к словам.

Литература

Веселовский А.Н. Историческая поэтика. – М.: «Высшая школа», 1989. – С. 305. Там же. С.301.
Щемелева Л.М. Мотив / Лермонтовская энциклопедия. – М.: «Советская Энциклопедия», 1981. – С. 290-291.
Незванкина Л.К., Щемелева Л.М. Мотив / Литературный энциклопедический словарь. – М.: «Сов. Энциклопедия», 1987. – С. 230.
Хализев В.Е. Теория литературы. Учеб. 2-е изд. – М.: Высш. шк., 2000. – С. 266-269.
Борев Ю.Б. Эстетика. Теория литературы: Энциклопедический словарь терминов / Ю.Б. Борев. – М.: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Издательство АСТ», 2003. – С. 256.
Незванкина Л.К., Щемелева Л.М. Указ. соч. – С.230.
Хализев В.Е. Указ. соч. – С. 268.
Щемелева Л.М. Указ. соч. – С.290.
Борев Ю.Б. Указ. соч. – С.377.
Жуковский В.А. «Все необъятное в единый вздох теснится…»: Избранная лирика. – М.: Моск. рабочий, 1986. – С. 92.
Тютчев Ф.И. Стихотворения. – Хабаровск, Кн. изд., 1982. – С. 139-140.
Фет А.А. Стихотворения, поэмы, переводы / Сост. А.Тархова. – М.: Правда, 1985. – С. 58.Там же. С.62.
Блок А.А. Тайный жар: Стихотворения. – М.: ЗАО Изд-во ЭКСМО-Пресс, 1998. – С.31.
Мандельштам О.Э. Нашедший подкову: Стихотворения. – СПб.: Азбука-классика,2005. – С. 18-19.
Файнфельд, И.А. Слово. Стихи. – Благовещенск: Амурское отделение Хабаровского книжного издательства, 1988. – С. 27.Там же. С. 25.

Статья опубликована в журнале "Современные гуманитарные исследования", № 4(35), 2010 г.